В официальном обвинении по делу т.н. ОПС «Пичугинские» в изобилии мелькают специфические термины вроде: «Положенец», «Смотрящий», «общак», «воры в законе», «блатные» и прочее такое. Имеют ли эти термины в действительности отношение к обвиняемым по этому делу – еще только предстоит разобраться суду. Однако, вне зависимости от исхода этого конкретного дела, следует признать, что криминальная субкультура, существующая в современной России, явление вполне реальное и объективное. Это своего рода «государство в государстве» со своими законами и экономикой, традициями и моралью, авторитетами и аутсайдерами, а также со своими, весьма не простыми, отношениями с официальными государственными органами власти.
ПОНЯТИЯ: О ЧЕМ РЕЧЬ
Начиная разговор об этой субкультуре, следует сразу отметить, что ее границы весьма размыты, более того – даже как такового устоявшегося названия для этого явления нет. Кто-то говорит о «блатной (суб-)культуре», кто-то использует аббревиатуру «АУЕ» (Арестантский Уклад Един), для кого-то – все это просто «криминальный элемент». Думается, правильнее и корректнее всего будет назвать этот феномен русской жизни ТЮРЕМНОЙ СУБКУЛЬТУРОЙ, поскольку именно места лишения свободы и играют ключевую роль в ее формировании, хотя ее влияние и распространение, конечно, не ограничивается только СИЗО и лагерями.
Зародившись еще в дореволюционной России, тюремная субкультура формировалась из поколения в поколение, чутко реагируя на веяния времени и изменения законодательства, адаптируясь и приспосабливаясь к ссылкам и каторгам царской России, революционному лихолетью и последовавшему за ним периоду сначала сталинских репрессий, затем хрущевской «оттепели» и так далее – вплоть до наших дней.
Отдельные принципы (или как принято выражаться в этой среде «понятия») утрачивали свою актуальность и заменялись новыми или обновлялись, но суть тюремной субкультуры оставалась неизменной. Показательно, что связующим принципом, прошедшим все трансформации и перипетии, оставалась идея взаимопомощи и следование определенному своду правил поведения людьми, которые так или иначе оказались по ту сторону колючей проволоки. Хотя, конечно, не стоит путать понятия уважения и взаимопомощи, которые вкладывают в это люди, не имеющие криминального опыта, и представители тюремного мира. У последних, безусловно, своя специфика и особая атмосфера.
СПЕЦИФИКА РОССИЙСКОЙ ТЮРЬМЫ
Дело в том, что пенитенциарная система что в дореволюционной, что в Советской, что в современной России – никогда не отличались особым гуманизмом и человеколюбием. Насколько это оправданно и справедливо – тема для отдельного обстоятельного разговора, однако факт остается фактом: чтобы выжить в суровых условиях сибирской каторги, сталинского ГУЛАГа или в современных исправительных учреждениях (в которых, несмотря на все рассуждения о правах человека, с угрожающей периодичностью продолжают фиксироваться случаи бесчеловечного отношения администраций к «спецконтингенту», пыток, издевательств и т.д.) заключенным приходится вырабатывать собственную внутреннюю мораль и мироощущение, дающие о себе знать и после выхода осужденных на свободу.
Как бы то ни было, но любая даже самая небольшая группа людей, находящихся в постоянном взаимодействии, в очень короткое время формируют свою неписанную иерархию и правила. Даже в армии иерархия построена не только на уставе, званиях и должностях, но и, например, на сроке службы солдат-срочников. Вот и возникают в воинских частях не прописанные никакими уставами «деды» и «салаги», возникает распределение прав и обязанностей, иногда принимающих форму наставничества, иногда вырождающихся в «дедовщину». Свои неформальные лидеры, неписанные правила и свойственная только для этих групп мораль возникает в школах, университетских общежитиях, трудовых коллективах, на морских судах и полярных станциях. Так что было бы странно, если бы своя иерархия и неформальные правила не возникли бы и в местах лишения свободы.
ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ «ТЮРЕМНОГО ПРОФСОЮЗА»
Факторы, формирующие эту самую тюремную субкультуру, можно разделить на две большие группы: внешние и внутренние. К первым с полным основанием можно отнести объективные условия содержания заключенных в местах лишения свободы. Режим и распорядок в исправительных учреждениях устанавливаемые законами и местной администрацией, бытовые условия, порядок материального обеспечения и содержания осужденных. А вот в качестве внутренних факторов следует рассматривать субъективные обстоятельства, то есть поведение и жизненные ориентиры самих заключенных. Нет сомнений, что контингент в местах лишения свободы подбирается далеко не самый простой и законопослушный. И будучи ограничены на небольшом пространстве, огороженном колючей проволокой, эти люди волей-неволей вынуждены выработать некие общие нормы поведения и поддерживать их, причем порой весьма жесткими и даже жестокими методами.
Конечно, поддержание порядка и материального обеспечения заключенных формально возложено на администрации исправительных учреждений, однако выполнение ими этих задач возможно далеко не всегда. Невозможно приставить к каждому заключенному по охраннику, да и средства на содержание заключенных государство выделает далеко не самые большие (это еще не говоря о коррупции). Вот и встает перед «тюремным профсоюзом» непростые задачи: самообеспечение, то есть организация так называемого «грева» — вещевых и продуктовых передач с воли, а также недопущение или скорейшее разрешение конфликтов между заключенными, а иногда и между заключенными и администрациями учреждений.
В ряде случаев ситуация может складываться совершенно парадоксально, когда тюремная субкультура берет на себя функции, которые — казалось бы — должны ей противоречить. В частности, известны случаи, когда именно усилиями авторитетных представителей тюремной субкультуры осуществлялась борьба с телефонными лохотронами (телефонное мошенничество на доверии, когда мошенник выдает себя за родственника или знакомого у которого возникли какие-то серьезные проблемы и для их решения требуется некоторая сумма денег) или с распространением наркотиков, то есть с явлениями, с которыми не удавалось справиться официальной тюремной администрации.
НЕТ БЕСПРЕДЕЛУ!
Интересен в этом плане также опыт лихих 90-х, когда сложившейся тюремной субкультуре были противопоставлены не столько правоохранительные органы, пребывавшие в то время в глубоком кризисе, сколько стихийно возникавшие бандитские группировки, не признающие «воровских понятий». Удивительно, но события этого не столь давнего прошлого ясно показали, что в большинстве случаев представители тюремной субкультуры противостояли бандитам-беспредельщикам куда эффективнее, чем милиция и прокуратура. И особую роль в этом противостоянии сыграло значительное влияние «блатного мира» в местах лишения свободы. Довольно скоро новоявленным бандам, состоявшим в основном из спортсменов, бывших силовиков или просто дворовых хулиганов, стало понятно, что будучи осужденными и попав в тюрьмы и зоны, их выживание напрямую зависит от того, как скоро они будут готовы умерить свой анархистский пыл и принять нормы поведения тюремной субкультуры.
Конечно, не стоит идеализировать тюремную субкультуру. Нельзя забывать о том, что она является порождением преступности и сама порождает преступность. Плюс надо понимать, что в настоящее время государство взяло жесткий курс закручивание гаек по всем направлениям: борьба с коррупцией (летят головы генералов и губернаторов), борьба с протестными митингами, «перекрашивание» зон, аресты «воров в законе» и т.д. Так что нет сомнений, что если такая цель – подавление тюремной субкультуры – действительно поставлена перед правоохранительными органами, она так или иначе будет выполнена. Однако возникает вопрос, что придет на смену сложившейся традиции? Снова вспомним о лихих 90-х, ставших лихими именно потому, что в криминальную среду влилась масса молодежи столь же алчной, сколь и не желающей соблюдать никаких (пусть бы и криминальных) законов и правил.
Так же вызывают тревогу и сами борцы с преступностью. События последнего времени четко обозначили тенденции, присутствующие в нашей правоохранительной системе. Известия об очередном изувеченном или убитом в отделе полиции подозреваемом, идут регулярно как сводки с фронтов, а коррупционные скандалы с участием силовиков стали уже чем-то совершенно обыденным. Небезызвестный полковник Захарченко хранил дома сумму, превышающую бюджет всей ФСИН России. А тем кто занимается каким бы то ни было бизнесом прекрасно известно, что на смену бандитским крышам пришли крыши милицейские и чекистские. С учетом этого приходится серьезно задуматься: а не станет ли «лекарство» хуже «болезни»?